История Сибаки - Огни Сибаки, №9 : Как это было

Огни Сибаки, №9 : Как это было

Венедикт Кислов в годы учёбы в Омском среднем сельскохозяйственном училище (ОССХУ)

Пётр Игнатьевич Плодовский

По-видимому, была справедливой версия, что начальник департамента земледелия в министерстве был близким другом или родственником Преображенского. Вероятно, поэтому с подчинёнными он держался высокомерно, а с тишайшим директором училища – с покровительственной снисходительностью.

Форма ОССХУ

Между прочим, в средних специальных учебных заведениях был уставной порядок обращаться к учащимся на «вы».

От обиды у мальчика появились слёзы на глазах, но он не знал, что эта первая встреча с грозным начальником окажется для него роковой на все годы учёбы. Преображенский отчитывал Булатова за неряшливую заправку кровати, непорядок в тумбочке, за утерянную пуговицу на шинели или кителе, хотя те же «проступки» у других не замечал. … От таких встреч в душе Булатова наслаивалась горечь обиды, постепенно переходившей в ненависть к этому отвратительному человеку…

Мелочные придирки к Булатову инспектор Преображенский перенёс и на его друга Бийжанова. Замечания, окрики и оскорбительные разносы сыпались и на того как из рога изобилия. Но что против них можно было предпринять? Жаловаться? Но кому? Директору? Но все знали, что тишайший Пётр Игнатьевич боится своего инспектора, даже заискивает перед ним.

Соклассники не безразлично относились к диким выходкам инспектора, тем более, что многие испытали на себе его придирки и оскорбления». Они по-мальчишески, по-хулигански планировали, а больше мечтали чем-нибудь отомстить ненавистному «воспитателю» молодёжи.

Таким образом, инспектор П.П. Преображенский, по свидетельству В.А. Кислова, не пользовался уважением учащихся из-за своего резкого, грубого, «мстительно-деспотичного» характера.

Здесь следует привести сведения о ярком «оппоненте» Преображенского в ОССХУ, Н.А. Лабунском. Николай Александрович Лабунский служил в училище преподавателем геодезии. От своих коллег он держался особняком. Жил одиноко в пустой неуютной казённой квартире. «Говорили, что он много пьёт, но пьяным его никто не видел, и лишь иногда при разговоре от него слегка припахивало спиртным. Говорили также, что он был участником студенческих беспорядков в 1905 году и отбывал за это ссылку, но так ли это было или не так, никто толком не знал. С первых встреч учащиеся дали ему кличку Астралябия, но она не прижилась, и вскоре её заменили на ласковую – Коленька. Может быть, неосознанно в этом слове была выражена симпатия и уважение, которое завоевал Лабунский среди учащихся.

Знания его были почти энциклопедичны». Увлёкшись вопросами учеников, он много рассказывал им нового по истории, литературе, политике. И рассказы эти продолжались, бывало, на его холостяцкой квартире, где за пустым чаем велись бесконечные разговоры на различные темы. Сергей Булатов и Александр Бийжанов чаще других бывали у Лабунского. Это их сблизило, и постепенно утратилась натянутость и официальность, какая обычно существует между преподавателями и учениками.

П.П. Преображенского Н.А. Лабунский охарактеризовал как «реакционера, душителя малейшего проявления прогрессивности, в чём бы оно не выражалось». Что же касается отношения Преображенского к Лабунскому, то оно было очень даже непосредственным: обо всех своих наблюдениях и подозрениях в отношении к преподавателю инспектор сообщал в полицию и попечителю училища, Степному генерал-губернатору.

3 декабря 1916 г. в ОССХУ произошло чрезвычайное событие: выстрелом из револьвера в грудь покончил жизнь самоубийством учащийся 5-го класса агрономического отделения 20-летний Александр Бийжанов. Произошло это в скверике города, который назывался «Детским Садиком». В кармане Бийжанова была обнаружена записка следующего содержания: «Я ни в чём не виноват. Умираю из-за ложного подозрения Мыца и из-за дикого, хамского отношения ко мне инспектора Преображенского».

В.А. Кислов в своей документальной повести «Из далёкого прошлого…» (1979 г.) подробно расписал известные ему обстоятельства дела, опираясь, скорее всего, на протокольные документы собраний, личное мнение и наблюдения как свидетеля ряда событий, и информацию, полученную от своих однокашников. То, чему он не мог быть свидетелем, он, по его словам, дополнил приемом литератора из косвенных источников и предполагаемой логики событий. Других свидетельств и источников мы пока не обнаружили.

Александр Бийжанов учился на стипендию своего аула. Одноклассник Бийжанова Иван Мыц происходил из обеспеченной купеческой семьи, которая не ограничивала его карманными деньгами. Это позволяло Мыцу проводить свободное время в городе в кругу весёлых молодёжных компаний, посещая рестораны и проводя вечера в обществе дам лёгкого поведения.

Однажды Мыц заявил инспектору Преображенскому, что полученные им от родителей 100 рублей для очередного взноса «за правоучение» (Мыц учился на деньги родителей) кто-то выкрал у него из кармана. Правда, он сказал, что произошла кража эта, по-видимому, в городе и никаких конкретных подозрений Мыц ни на кого не имеет.

В связи с его заявлением инспектор Преображенский решил «покарать зло», немедленно найти вора. Глухой ночью, когда в пансионе училища все спали, он с дежурным воспитателем произвёл обыск в спальне учащихся 5-го класса и случайно обнаружил в пиджаке Бийжанова сумму денег, превышающую 100 рублей. Преображенский решил, что именно Бийжанов обокрал Мыца. Поэтому утром он вызвал в свой кабинет Бийжанова, объявил его вором и потребовал «положить на стол уворованные 100 рублей».

Соклассники Бийжанова хорошо знали, что три летних месяца он провёл на очень выгодной практической работе, за что и получил в качестве оплаты 120 рублей. Обвинение в воровстве для порядочного человека было равносильно смертельному удару по голове.

Дрожащими руками он нащупал на столе чернильницу и, не отдавая себе отчёта, с силой бросил её в грудь ненавистного человека. Чернила большой красной кляксой расплылись на белой крахмальной манишке. Всё это произошло в одно мгновение. Инспектор Преображенский не успел прервать Бийжанова и защитить себя от возможных физических оскорблений, он только упал в кресле и беспомощно махал своими короткими толстыми руками…».

В тот же вечер состоялось заседание педагогического Совета ОССХУ. Здесь рассматривался не только вопрос о предполагаемой вине в краже А. Бийжанова, но и вопрос «о нанесении физического оскорбления» Преображенскому. Заседание провел директор. Он был недоволен тем, что Преображенский повёл дело, не оповестив его как своего начальника, а уже сообщив губернатору, поставив директора в неловкое положение. Но инспектор Преображенский стоял на своём: «Ворам и уголовникам не должно быть места в стенах нашего училища! Разбойника Бийжанова ждёт уголовный суд за оскорбление действием должностного лица при исполнении служебных обязанностей! Справедливая кара его настигнет! За воровство и избиение Мыца ему должна быть тюрьма или казарма! В последнем случае пусть фронтовые окопы умерят его дикий нрав, унаследованный от отца-иноверца, каторжника!» Затем досталось и Н.А. Лабунскому:

– Господа! Здесь я обязан высказать, как инспектор и как старший по званию, своё недоумение поведением преподавателя господина Лабунского. Я имею ввиду непедагогические встречи Николая Александровича с группой учащихся старшего возраста у него на квартире. В числе постоянных участников этих сборищ, – я не оговорился, господа, именно сборищ, – у господина Лабунского были и оба уголовника – Бийжанов и Булатов. Я говорю «сборищ» потому, что эти встречи стали слишком частыми и до неприличия шумными.

Далее продолжилось в тех же прениях разбирательство по вопросу об оскорблении действием инспектора. В результате было принято решение отчислить Бийжанова и Булатова из училища. Н.А. Лабунский подал официальное прошение об отставке. «Явно спасовал «милый Папашка» перед напором господина инспектора. Он понимал, что это дело надо погасить «в своём доме», не дать возможности инспектору втянуть в разбирательство генерал-губернатора или тем более министерство. В обоих случаях Преображенский мог представить себя пострадавшим в результате либерального отношения директора к воспитательной работе с учащимися, а это было чревато далеко идущими последствиями. Тут могла быть придана особая окраска бунтарской роли бывшего политического ссыльного преподавателя Лабунского, за которым (кто знал?), возможно, существовал негласный надзор. А уж если бы было втянуто жандармское ведомство, то тут нечего было бы ожидать добра». П.И. Плодовский, «как библейский Пилат, умывал руки во имя спокойствия во вверенном ему учебном заведении и поддержания на должном уровне собственного авторитета».

Форма входа

Поиск

Календарь

Архив записей

Наш опрос

Друзья сайта

Статистика